Анастасия Волочкова: "Театр - клубок целующихся змей"

“Она была необычайно хороша, если не сказать более: очень красивая спина, длиннющие ноги и руки, уверенная техника в 17 лет и внешность доброго ангела, спустившегося с небес в наш злой мир…” Предлагаем вниманию наших читателей интервью с Анастасией Волочковой, прима-балериной Большого театра.

Снится ли Вам, что Вы танцуете? Да, конечно, и это, как правило, очень страшные сны, потому что снится, что уже звучит музыка, нужно выйти и сделать 32 фуэте, а ты еще завязываешь ленточки на пуантах в своей гримёрной. А во сне эти ленточки еще и очень ме-е-едленно завязываются, и ты не можешь ускориться. Или снится, например, что ты выходишь на сцену, звучит музыка, но… совершенно незнакомая. Ты должен танцевать, а порядка движений не знаешь. Или же когда ты выходишь на сцену и понимаешь, что балет тебе неизвестен. Эти сны действительно страшные. Потом, конечно, вспоминаешь и смеешься, но находиться в тот момент в реальности я бы не пожелала никому. Как изменился балет за последние 20 лет? Во-первых, меняется эстетика. В моде балерины стройные, высокие, с большой и красивой растяжкой. Техника, хочется верить, стала выше по количеству вращений и пируэтов. Что Вам нравится и не нравится в молодых артистах? Меня всегда поражает, когда люди делают обобщения. Каждый артист, если мы говорим о больших артистах, это индивидуальность. Нельзя всех подогнать под одну гребенку. Что мне не нравится? Хотите честно? Я не знаю ни одной фамилии тех, кто сейчас танцует. Кого вы считаете молодыми? Это тоже надо понять. Мне во всех всё нравится, я люблю искусство балета, я люблю его смотреть. Я всегда вспоминаю свои ощущения, когда мне было пять лет, я посмотрела балет "Щелкунчик" и захотела стать частью этой сказки. Я тогда верила, что это будет сказка, а не то, что я попаду в клубок целующихся змей. Самое главное, чтобы были добрыми и хорошими людьми, чтобы умели выражать свои эмоции на сцене.

Вашими педагоги были гении искусства. Скажите, с кем Вам нравилось репетировать больше всего? Мои золотые, вы знаете, педагогов у меня в жизни было больше шестидесяти. Мне кажется, я единственная балерина мира - правда, я не побоюсь этого слова - у которой было такое количество педагогов. Благодаря Константину Михайловичу Сергееву я смогла поступить в училище, причем я поступала в училище, не имея никаких профессиональных данных. Вот то, чем сегодня восхищаются и будоражатся, - моей растяжкой, выворотностью, гибкостью и другими данными - это то, чего у меня не было, это всё было выработано трудом. Но Наталья Михайловна Дудинская спустя 5 лет моего обучения в училище взяла меня в свой класс на первый курс как лучшую ученицу, а она умела право выбирать учениц, поскольку была женой художественного руководителя Константина Михайловича Сергеева. Для меня Наталья Дудинская - человек-легенда, которой я обязана многим. Она вывела меня впервые на большую сцену Мариинского театра. Я была тогда на первом курсе балетной академии. Наталья Михайловна настолько подготовила меня к миру большого балета, что я была принята в Мариинский театр за год до окончания Вагановского училища. Чтобы всем было понятно, это единственный и по сей день случай в истории Мариинского театра. И не только Мариинского.

Педагоги всегда очень тяжело переносили тот факт, что я переходила от одного из них к другому, у них была безумная ревность, потому что, конечно, за меня держались как за лучшую ученицу и в театре, и в балетном училище, но я находила в себе мудрость делать так, как для меня было важно и правильно. Мне было нужно набирать опыт от мировых педагогов, и, конечно, самые лучшие были в России.

Инна Зубковская очень многое открыла мне в жизни в плане красоты и женственности как актриса, как балерина и как мой педагог. Я еще училась у Натальи Михайловны Дудинской, а Инна Борисовна вела курс на год старше: я мечтала быть в ее классе, потому что как раз она прививала растяжку и после каждого балетного экзерсиса заставляла девочек растягивать эти ноги, поднимать их выше, выше и выше. Когда я уже была в Мариинском театре, мне посчастливилось с ней работать. В Большом театре это Екатерина Максимова, Наталья Бессмертнова, Михаил Лавровский, Надежда Павлова, Марина Кондратьева. Я не могу всех перечислить. Также Гедеминас Таранда, Андрис Лиепа…

Во Франции в Гранд Опера мне посчастливилось работать с таким педагогом, как Гилен Тесмар. Она вывела в свет очень много талантливых балерин, включая Сильвию Гиллем и Аньес Летестю. Также мне было интересно работать с Полом Чалмером, итальянским хореографом. Благодаря ему в моей концертной программе появился номер “Эдит Пиаф”. Он, кстати, по-моему, танцевал с Марго Фонтейн. Никто, к сожалению, уже не знает имен этих легенд.

Какие замечания Вам делала Дудинская? Как Вас называла?

Какие она делала замечания? Ну знаете, за три года обучения у нее и впоследствии в Мариинском театре их было очень много, но скажу, чем она меня поражала. Ее коньком были вращения, причем очень быстрые. Если посмотрите съемки тех лет, там, может быть, все не настолько в эстетике и позициях, но количество вращений и их скорость поразительны. И Наталья Дудинская всегда говорила: “Так, девочки, встали и вертитесь”. Она хотела, чтобы каждый нашел свой прием. Я свой нашла. И по сей день легко, быстро и непринужденно это делаю. Еще Наталья Дудинская была инноватором, ей всегда было интересно создавать что-то новое. Поскольку я стала одной из первых балерин мира, у которой появился свой сольный концерт в балетной истории, Наталья Михайловна приходила на мой концерт в зал Октябрьский. У меня есть замечательная фотография, где она держит меня за руку. Самым любимым ее номером, как ни странно, был номер “Шутка” (клип на него был снят Фёдором Бондарчуком). Он смешной, на современную музыку, чуть ли не эстрадную, но она просто балдела от него и говорила: «Вот это писк, вот это шедевр». Она меня реально благословила на продолжение концертной деятельности, что я до сих пор и делаю.

Она меня называла Стасей почему-то, и я была одной из ее любимых учениц. Я тоже очень любила Наталью Михайловну. Она приглашала меня в гости, у нее была квартира на улице Гороховой в Санкт-Петербурге, практически на пересечении с Невским проспектом. За ней всегда ухаживали бабулечки, ее поклонницы, так как у Натальи Михайловны были проблемы с тазобедренным суставом. Прийти к ней домой и послушать ее веселые рассказы было большой честью. А когда умер Константин Сергеевич Сергеев, то, должна сказать, мой папа в благодарность за всё, что он сделал, первым поставил ему на могиле крест, пока не было памятника. Наталья Михайловна, помню как сейчас, была очень за это благодарна, потому что когда из жизни уходят легенды, мало кто оказывается рядом из людей, которые быстро могут принять меры. Вам не кажется странным, что даже талантливые люди завистливы и мстительны? Чем объяснить трагические судьбы Аллы Шелест, Никиты Долгушина и других, иначе чем участием Сергеева и Дудинской?

Да при чем тут Сергеев и Дудинская? Мои хорошие, Сергеев и Дудинская были блистательной парой мира, и уж точно можно сказать, что им завидовали, а не они. Другое дело, что они не уступали своего места. Балетный мир - это мир очень большой конкуренции. Конечно, и Долгушину, и Шелест было бы выгоднее, чтобы Сергеева и Дудинской не было вообще. Ну так умейте держать эту позицию и выигрывать в бою на равных, а не так, как сегодня. Вот что мне не нравится в молодых: “Уберите всех, и мы на фоне серости будем блистать”. Поэтому получается, что все мстительны. Талантливый или не талантливый, но, извините пожалуйста, если вы пришли в мир балета, нужно изначально понимать и детям, проходящим в мир искусства, объяснять, что одно дело, если вы пришли у воды постоять тридцать вторым лебедем (и то это очень престижно и хорошо, если это Мариинский и Большой), а совсем другое – выходить на первые позиции. Нужно прекрасно понимать, что эту конкуренцию нужно будет выдерживать. Я очень дорожу тем, что дети Росси знают меня лично, знают меня в лицо. Я уверена, что если вы выйдете на улицу сегодня и обывателя попросите назвать имя самой известной русской балерины, танцующей сегодня (я не говорю про таких великих легенд, как Майя Плисецкая, как Галина Уланова, та же Алла Шелест), я думаю, что мое имя назовут одно из первых. Я стремилась к этому, я создавала это имя путем усилий, труда и признания, которые я получила не за красивые глаза и не потому, что кто-то заплатил денег, как сегодня модно в шоу-бизнесе. Извините, для этого что-то нужно было делать. И я счастлива, что Наталья Дудинская и Константин Сергеев были моими педагогами и наставниками. Всегда молюсь о них и верю, что с небес они меня охраняют как ангелы-хранители.

Во время учебы в АРБ Вы ходили на спектакли в Мариинский театр. Кто Вам нравился больше других?

Мне нравилась Галина Мезенцева, и, самое интересное, что моим одним из первых педагогов в Мариинском театре стал педагог Галины Мезенцевой, прославленная балерина Ольга Моисеева. Это было удивительное стечение судьбы и обстоятельств. Мне кажется, что ко всему великому меня подводит Бог. Мне очень нравилась Ирина Колпакова. И с ней мне посчастливилось поработать. Мне, конечно, нравилась Майя Плисецкая, но ее я видела на сцене в Большом театре. Пожалуй, это были мои любимые балерины, на их творчестве я выросла. Был такой номер, па-де-катр, его как раз танцевали Галина Мезенцева, Габриэлла Комлева (которая тоже стала моим педагогом потом в Большом театре), Ирина Колпакова и Любовь Кунакова (с ней я репетировала в Мариинском театре, по-моему, Фею Сирени).

Считаете ли Вы, что артисты должны придерживаться своего амплуа?

Не считаю так. Мы все должны оставаться добрыми и порядочными людьми, а артист, прежде всего, должен быть верен своей профессии и своему искусству, которому он посвящает свою жизнь.

Неужели Филин и Уваров подписали то унизительное письмо против Вас?

Ой, Филин и Уваров вообще самые завистливые люди из мира балета, которых я видела. Они всегда дрались за право продвижения по карьерной лестнице. Уж извините, я в Большом театре уже была прима-балериной и танцевала с Евгением Иванченко, артистом Мариинского театра. Про меня как и сейчас каждый день что-то пишут, так и тогда. И, казалось бы, Андрей Учаров, уже признанный мэтр, танцовщик номер 2 после Коли Цискаридзе. Так нет, он ко мне приходил и говорил: “Давай с тобой, может, что-нибудь станцуем. Сделай так, чтобы про меня так же говорили, как про тебя и Евгения Иванченко”. И потом, когда эти люди приходили уже педагогами в театр, где я репетировала, в тот же самый МАМТе, они пытались сделать всё, чтобы меня там не было, потому что я им мешала как кость в горле даже там. Как же так, они уже закончили танцевать, а Волочкова блистает, и концерты дает, и спектакли танцует, и везде в топах Яндекса... Ну кто это может пережить? Никто, даже мужики эти не смогли. И да, должна сказать, в Большом театре в основном продвигаются артисты, которые идут в нетрадиционную ориентацию.

Моими партнерами в Большом театре были Коля Цискаридзе, Андрей Уваров... и с Филиным танцевала, и с Константином Ивановым, Владимиром Непорожним, Юрием Левцовым… Партнеров у меня было много. Они все, кроме Коли Цискаридзе, потом подписали письмо против меня, что типа они не могут танцевать со мной, потому что я большая и толстая. Но их попросил это сделал Иксанов, потому что Иксанову нужно было убрать меня из Большого театра любыми путями по заказу Сулеймана Керимова, который заплатил ему денег. Это произошло в отместку мне, потому что я ушла из отношений с Сулейманом. Вот вам и раскрываются все карты.

Нравится ли Вам "Легенда о любви"?

“Легенда о любви” в постановке Юрия Григоровича - это просто фантастический балет. Юрий Николаевич был новатором, в то время, когда он ставил свои балеты, это было диковинкой, потому что, в основном, всегда был в моде классический балет. И то, что он сделал, был прорыв для Запада, и для России, конечно. Это очень философский спектакль, и все его балеты (их около 15) - это абсолютные легенды, не только о любви, но и вообще о балете. Я смотрела записи и видела фотографии “Легенды о любви”, когда танцевала Алла Осипенко, мой педагог, с которым я тоже поработала, будучи в училище. Я также приезжала к ней в Италию на стажировку во Флоренцию, и очень много с этим было связано, поэтому да, один из любимых балетов. Я, к сожалению, не станцевала его в своей жизни, но имела счастье смотреть его в Большом театре, Мариинском, и в театре балета Юрия Григоровича, где я пять лет работала прима-балериной.

Можно ли прощать предательство?

Нет, нельзя. Точнее, прощать можно, но забывать нет, я бы так лучше сказала. Делать выводы после этого нужно, не совершать одной ошибки дважды и не позволять этому предательству случиться вторично.

Что Вас поражает в танцовщиках прошлого?

Меня поражает в танцовщиках прошлого, в хорошем смысле, их артистизм и драматизм. Видимо, всю драму жизни тогда они выражали на сцене. К сожалению, сегодня это мало можно встретить на сцене, потому что балет всё больше превращается в гимнастику. Уходит та душа, что всегда отличала русский балет, делала его первым на планете. Преимущество и первенство русского балета, особенно Вагановского училища в позиции рук, кистей и одухотворенности, конечно.

Чья судьба близка Вашему мировосприятию?

Мне близка судьба Майи Плисецкой. Она была моим наставником и право официально танцевать балет “Кармен-сюита” дала именно мне. Майя Михайловна репетировала со мной эту партию, потому что считала, что я ее достойна. Я очень благодарна ей за то, что она передала мне ее, потому что получить эту партию из рук мастера, первой балерины, которая танцевала эту роль, очень важно, это большая честь и достоинство. Никто другой в таком формате и плане не показал бы эту партию. После меня станцевали уже другие балерины, но, знаете, все последователи - это прекрасно, но важно всегда быть первой.

Правда, те уроки жизни, что преподнесла Майя Михайловна Плисецкая, поверьте, были важнее, чем те движения и па, которым она меня учила. Уж если Плисецкую выгоняли из Большого театра и превращали ее жизнь в травлю, в кошмар, то что уж говорить мне? В итоге так всё и получилось. Безусловно, поддержка Майи Плисецкой и Родиона Щедрина в самые сложные моменты той самой травли, когда все отворачивались, была очень большой защитой и щитом от всех противодействий злопыхателей. Она научила меня стойкости и выдержке, не опускать рук, идти всегда вперед с гордо поднятой головой. Она мне всегда говорила: “Настенька, ты еще не представляешь, что тебе придется пережить в этой стране и в стенах этого клубка целующихся змей, в театре”.