Кровавый Верди на родине Шекспира, или как Нетребко стала Леди Макбет в третий раз
Кажется, трудно найти лучший источник вдохновения для создания зрелищной и потрясающей сердца постановки оперы "Макбет", будучи на родине Шекспира и имея у себя арсенале такие сильные фигуры, как Анна Нетребко, Желько Лучич и Антонио Паппано. Однако чуда Филлида Ллойд не сотворила.
Ее режиссура ненавязчива и местами интересна, а сценографические решения претендуют на вкус. Ведьмы теряют свою демоническую сущность и кажутся просто фанатичными служанками четы Макбетов, периодически передвигающими мебель. Золотая клетка как символ власти заточает протагонистов, и освобождение каждый из них находит только в смерти. Стильная палитра из белого, золотого и черного с каплями крови, холодный шотландский пейзаж, бесконечные темные стены замка, лишающие покоя и сводящие с ума, здесь очень к месту, но трагическим и фатальным разливам вердиевского оркестра, кажется, хочется большего простора и красочности на сцене. Демоничность музыки, сопровождающей ведьм, и вовсе конфликтует со стоящей на сцене толпой женщин, машущих палками в ритм музыки, как болельщики на бейсбольном матче.
К сожалению, многие интересные приемы режиссера теряют эффективность и выразительность в режиме кинотрансляции. Так, острый осколок зеркала, который выразительно держит перед Макбетом призрак убитого Банко, несомненно производит сильное впечатление в зрительном зале, но на экране мистически отражающийся в нем свет театральных софитов и искривленное лицо убийцы требуют более качественной и продуманной операторской работы кинорежиссёров, отвечающих за процесс трансляции. Сразу вспоминается Дмитрий Черняков, который сам месяцами работатал над созданием киномонтажа своих спектаклей.
Зло может породить только смерть. Эта идея прочтения "Макбета" не нова. И если у Кушея Леди Макбет под звуки увертюры совершает аборт, то здесь чета Макбетов с умилением нянчит своего страшно кукольного мертвого ребенка на фоне чужих играющих детей... А потом нежно ласкает и мгновенно равнодушно убивает детей Макдуфа. Отсутствие перехода между материнской женственностью и убийством, исчезнувшая граница между добром и злом ведет Леди Макбет к помешательству, а зрителя – к душевному потрясению. Это не греческий катарсис, это кровавая зрелищность римского театра, которую с легкостью возрождает театр Шекспира.
Что касается образа Леди Макбет, любят вспоминать слова Верди о том, что он хотел видеть ее уродливой и откровенно злой. Но красота и темперамент Анны Нетребко ярко подчеркивают в этой партии нещадный эротизм власти. Это уже третья ее постановка "Макбета" после работы с Кушеем в Баварской опере и Эдрианом Ноублом в Метрополитан Опера. За годы полнокровной жизни в крепких и кровавых, как руки самой Леди Макбет, партиях не слишком приспособленный для них голос Нетребко начинает звучать убедительнее. За сумасшедшей музыкальностью, признанной красотой тембра, звериным вокальным чутьем и волшебнейшим пьяно хочется закрыть глаза на едва заметные киксования при подъеме с предельного сопранового низа вверх и крикливые верхние ноты, укорачивающие век любого певца. В то время как уже всему миру хочется, чтобы эта феноменальная женщина оставалась на оперной сцене как можно дольше. Но леди Макбет, как известно, нельзя спеть без затраты вокальных и душевных сил.
Драматическое воплощение партии подтверждает на деле сказанное Нетребко на словах. Образ погрязшей в убийствах и в эротической жажде власти женщины горячо ею любим и понимаем и в сотрудничестве с Филлидой Ллойд, кажется, полностью отдан во власть Анне, освобожденной от каких-либо режиссерских концепций. Что не прошло бесследно. Сцена сомнамбулизма в сравнении с ее работами в спектаклях Кушея и Ноубла выглядит бедно. После Метовской Леди Макбет, за 9 минут перед смертью сменяющей сотню настроений и состояний, Лондонская либо болезненным сознанием уносится к прозренческим высотам, либо алчно злится. Крови в убитом старике, вспоминая страшную цитату Шекспира, было по-прежнему много, а вот вдумчивой режиссерской работы с сильными актерами в спектакле чудовищно не хватало.
В голосе Макбета Желько Лучича нет ни мощи Ренато Брузона, ни бархата Сулимского, но есть прямота и цельность. Его Макбет не блещет аристократизмом того же Брузона или сексуальностью Томаса Хэмпсона. Он прост, груб, глуповат и прямолинеен, что формирует идеальный образ диковатого короля-бастарда из темного XI-го века. Для Ильдебрандо Д’Арканджело партия Банко низка и неудобна, поэтому хочется верить, что певец, несмотря на уже достаточный опыт и накопленный и рвущийся наружу драматизм, не будет злоупотреблять крепким Верди и вернется к Моцарту и Доницетти. Юсиф Эйвазов в партии Макдуфа органичен и убедителен как никогда. Прямолинейность образа шотландского дворянина позволяет тенору сосредоточиться на вокальной стороне партии. В сочетании с крепкой итальянской школой (ради обучения вокалу Эйвазов долгие годы работал в Италии официантом) и богатейшей вокальной природой, кажется, что "вечный муж" постепенно и уверенно превращается в самостоятельного и достойного игрока на оперном поле.
Говорить лишний раз о том, что Антоний Паппано – высокоодаренный и тонко чувствующий музыку дирижер, может быть, и не стоит. Но вердиевские музыкальные прозрения, тончайший психологизм и демонический ужас переданы им с ощущением фатальной неизбежности и трагической победы смерти. Однако инфернальность царила в оркестре, но не на сцене. Спектакль, спокойно и без амбиций поставленный в Лондоне в 2011 году, с попавшими вдруг в его орбиту звездными певцами захотелось продемонстрировать всему миру, но на экранах эта по сути добротная постановка выглядит скромно и провинциально. Трудно поверить, что именно из этого театра совсем недавно транслировали дерзкую и скандальную Кармен Барри Коски, что именно эти артисты, танцевавшие в опере Бизе в лучших бродвейских традициях, в "Макбет" Верди неуклюже переполняют сцену. Массовым сценам не хватает продуманности и стройности, поскольку ведьмы у Верди – третье главное действующее лицо.
"Макбет" – самая короткая трагедия Шекспира и самая таинственная и страшная опера Верди – вечная история о том, как власть разрушает и губит человека, как страшное ее бремя не способны выдержать ни алчная королева, ни дикарь-король. Правда, чета Макбетов этого еще не понимает. Им, как и всем героям старинных произведений, свойственен пафос незнания. А нам, кому все заранее известно, но ничего не способным изменить, остается только наблюдать. И слушать великого Верди.
Фотографии: Bill Cooper, Royal Opera House; Tristram Kenton, The Observer
コメント